Вкус у нее был никакой,техника беспорядочная, общийтон ужасающий; и
все же люди,для которыхмузыкаисентиментальность -- одно, или те, кто
желал,чтобыпесни доносили духобстоятельств, в которых они ихкогда-то
впервые услышали,благодарноотыскиваливмогучихзвукахееголосаи
ностальгическоеутоление,ипатриотическийпорыв.Считалось,чтоона
особеннотрогает душу, когда звучит в ее пении нота буйногобезрассудства.
Кабы невопиющаяфальшьэтих порывов,ониещемоглибыспасти ееот
законченной пошлости. Но то мелкое ижесткое, чтозаменяло Славскойдушу,
лезлоиз ее пениянаружу, и наивысшим достижением еетемперамента, -- был
водокрут,ноникакне вольныйпоток. Когда теперь в каком-нибудь русском
доме заводятграммофон,и слышится еезаконсервированное контральто,я с
некоторым содроганиемвспоминаю эту мишурную имитациювокального апофеоза:
последний страстныйвопльобнаруживалвсюанатомиюрта,красивовеяли
иссиня-черные волосы, скрещенные рукипритискивали к грудиувитую вленты
медаль,--онаблагодарилазаоргиюоваций, и ее широкое, смуглое тело
оставалосьскованным,дажекогдаонакланялась,втиснутоевтугой
серебристыйатлас, придававший ей сходство не то со снежнойбабой, не то с
почетной ундиной.
4
Теперь выувидитеее (ежели цензор не сочтетдальнейшее оскорблением
религиозного чувства)преклонившей коленавмедовойдымкепереполненной
русской церкви, сладко плачущейбок о бокс женойиливдовой(она-тов
точности знала -- с кем) генерала, чье похищение так ловко устроил ее муж, и
так толково произвели те крупные, расторопные,безымянныемужчины, которых
шеф прислал в Париж.
Вы увидите ее также в иной день,два-три годаспустя,поющей в одной
квартирке на рюЖорж-Санд для тесного круга поклонников, -- смотрите, глаза
еечутьсужаются, поющаяулыбка тает,этомуж, задержанныйулаживаньем
последних деталей одного подручного дельца, проскальзывает в залу и с мягким
укоромотвергаетпопытку седого полковникауступитьему место;и сквозь
бессознательныерулады,изливаемыевдесятитысячныйраз,она(слегка
близорукая, как Анна Каренина)вглядывается в мужа, пытаясь различить некие
знаки, и вот,когда та,наконец,потонула, иуплылирасписные челны,и
последнийпредательскийкругнаповерхностиВолги-реки(округСамара)
расточился в унылой вечности, -- ибо эту песню она всегда пела последней, --
муж подошел к ней иголосом,которогонемогли заглушить никакиехлопки
человеческих рук, произнес:
-- Маша, завтра уж дерево срубят!
Пустячок насчетдерева был единственнойактерскойшалостью,которую
Голубковпозволилсебе за всевремясвоеймирной,по-голубиномусерой
карьеры.