Госпожа Юнкер спросила, кого я предпочитаю,
мальчиков или девочек, и я, оглядевшись, ответил сдержанно, что
не знаю, кого она можетмнепредложить.Онанезасмеялась.
Консультацияне увенчалась успехом. Перед тем как определить у
менячелюстнуюневралгию,онапожелала,чтобыяпосетил
дантиста,когдапротрезвлюсь.Этотут, через улицу, сказала
она. Я уверен, что она позвонила емупримнеидоговорилась
насчет приема, вот только не помню, пошел я к нему тогда же или
на следующий день. Звали его Моляр, и это "л" было как песчинка
вдупле;черезсорок лет я воспользовался им в "A Kingdom by
the Sea".
Девушка,принятаямнойзаассистенткудантиста(для
которойона, впрочем, была слишком нарядно одета), сидела нога
на ногу, болтая по телефону, и просто ткнула в дверь сигаретой,
которую держала в руке, ничем иным не прервав своего занятия. Я
очутился в комнате, банальной и безмолвной. Лучшиеместабыли
заняты. Обычная большая картина над безалаберной книжной полкой
изображалагорныйпотоксперекинутым через него срубленным
деревом. В какой-то из ранних часов приеманесколькожурналов
ужепереправилисьсполкинаовальныйстол,подпиравший
собственный скромный подбор предметов - пустую цветочнуювазу,
кпримеру,иcasse-teteразмеромс часы. Это был крохотный
круговой лабиринтспятьюсеребристымигорошинами,которые
полагалосьблагоразумнымиповоротамикистизагнатьв центр
спирали. Для ожидающих детей.
Таковыхнеимелось.Кресловуглуобнималотолстого
господинасбукетомгвоздикпоперек колен. Две пожилые дамы
сиделинабуройсофе-чужиедругдружке,судяпо
благовоспитанномупросвету между ними. Во множестве лье от них
сидел на стуле с мягкойобивкойкультурныймолодойчеловек,
верно,писатель,идержа в ладони памятную книжечку, заносил
тудакарандашомособливыезаметки,верно,описанияразных
разностей, по которым блуждал его взор, отрываясь от книжицы, -
потолка,обоев,картиныиволосистого загривка мужчины, что
стоял у окна, сцепив за спиноюрукииленивовзираяповерх
хлопающихподштанников,поверх лиловатого окошка юнкеровского
ватерклозета, по-над крышами ихолмамипредгорьянадалекий
хребет,где,ленивораздумываля,еще, может быть, цела та
иссохшая сосна и мостит живописный поток.
И вот дверь в концекомнатысосмехомраспахнулась,и
появилсядантист,краснолицый,пригалстухебантом,в
мешковатом праздничномсеромкостюмесдовольноизысканной
чернойповязкойнарукаве.Последовалирукопожатия,
поздравленья. Я попытался напомнить ему о нашей договоренности,
но пожилая почтенная дама, в которой я призналгоспожуЮнкер,
перебила меня, сказав, что это она виновата.