Ее звали Левандовская.УэтойЛевандовскойМагдаи
поселилась,вкомнаткедляприслуги.Родители,давнокорившиеее
дармоедством,былитеперьдовольны,чтоотнееосвободились.Мать
находила, чтовсякийтруд,приносящийдоход,честен.Брат,который,
бывало, поговаривалнебезугрозокапиталистах,покупающихдочерей
бедняков, временно работал в Бреславле и кЛевандовскойнагрянултолько
гораздо позже, гораздо позже...
Она позировала сперва в большойкласснойкомнатекакой-тоженской
школы, а потом в настоящем ателье, где рисовали ее не только женщины, но и
мужчины,некоторыесовсеммолодые.Всебыло,впрочем,оченьчинно.
Темноголовая, стриженая, совершенно голая, она бокомсиделанаковрике,
опираясь на выпрямленнуюруку-такчтонаместелоктябылнежный
морщинистыйглазок,-сидела,чутьсклонивхуденькийстан,впозе
задумчивого изнеможения, и смотрела исподлобья, как рисовальщики поднимают
и опускаютглаза,ислушалалегкийшорохкарандашнойштриховкиили
попискивание угля, - и скоро ей становилось скучно разбирать,ктосейчас
воспроизводит ляжку, а кто голову, и было одно только желание:переменить
положениетела.Отскукионавыискиваласамогопривлекательногоиз
художников, едва заметно щурилась всякий раз, когда он, с полуоткрытымот
прилежания ртом, поднимал лицо.Ейникогданеудавалосьсмутитьего,
переключить его ум на другие, менеестрогиемысли,иэтоеенемножко
сердило. Когда она прежде думала о том, как вот будетсидетьодинокаяи
голая подсходящимисявзорамимногихглаз,ейсдавалось,чтобудет
стыдновато, новместестемдовольноприятно,каквтеплойванне.
Оказывалось, что это вовсе не стыдно, а только утомительно иоднообразно.
Тогда она начала придумывать всякиештучкидлясвоегоразвлечения,не
снимала ожерелья с шеи, мазала губы,подводиласвоиитакподведенные
тенью, и так очаровательные глаза, и раз даже чуть-чутьоживилакармином
бледные кончики грудей. Ей за это сильно влетело от Левандовской,которой
кто-то насплетничал.
Магда,впрочем,лишьсмутнопонимала,чегоименнодобивается.
Далеко-далеко маячил образ фильмовой дивы. Господин внарядномпальтос
котиковымворотникомшальюподсаживалеевлаковыйавтомобиль.Она
покупала переливчатое, прямо-таки журчащее платье, которое сияло илилось
в витрине баснословного магазина. Сидеть часами нагишом и даже не получать
в свою собственность портреты, которые с нее пишут, было довольнопресным
уделом. Она не замечала, что в каком-то смысле генийеесудьбы-гений
кинематографический. Присутствия и мановения его она незаметиладажев
тот весенний вечер, когда Левандовскаявпервыеупомянулао"влюбленном
провинциале".