Ты ездишь на моей машине. Понял?
Гоша, добродушный верзила с постоянной улыбкой на щекастом лице, покладисто соглашался:
Понял, Сева. Как не понять...
Сева был водителем свадебного такси.
Веселая должность,определил другой сосед, Артем Бобрышев.
Сева не мог разобраться в Артеме, нравился он ему или нет? Иногда казалось, душа-человек, лучше и не сыскать, а иногда вдруг что-то в нем настораживало, а чтоСева и сам не мог бы сказать.
Зато жена Артема Надежда была проста и понятна. Будь она помоложе, он бы даже поухаживал за ней, она ему нравилась: не то чтобы красивая, но приятная и умная, это бесспорно. Эх, не будь между ними разницы чуть ли не в двенадцать лет, еще неизвестно, уступил бы ее Сева Артему?
И чем только Артем приглянулся Надежде?
Сева давно предсказывал: их брак ненадолго. И вот, словно в воду глядел, так и вышло, разошлись, как в море корабли...
Надежде первой Сева признался, что потерял куклу. Она не стала над ним смеяться, она вообще ко всему относилась серьезно, вдумчиво. Посоветовала:
Может быть, купишь новую?
Зачем?спросил Сева.Я ведь не обязан обеспечивать машину куклами или мишками, это делают жених и невеста или управление парка, все эти куклы, воздушные шары и прочая рапсодия...
Тогда забудь о кукле,сказала Надежда.Забудь, как не было ее!
Сева боязливо глянул на Надежду, не смеется ли, не пытается ли подшутить над ним, но ее лицо не казалось насмешливым, темно-карие глаза глядели на Севу с непритворным участием. Сева успокоился:
Так я к ней привык, просто представить себе не можете! Всюду она со мной ездила, во все поездки, кое-кто мне за нее даже башли предлагал: дескать, продай, шеф, на счастье, а я ни в какую, привык к этой самой кукляшке, словно к живой...
Это была твоя маскотта,сказала Надежда.
Маскотта?повторил Сева,Что это такое?
Талисман,пояснила Надежда.Я знала одного летчика, у него была маскоттадеревянная собачка с одним ухом.
Ладно, поживем покамест и без талисмана,сказал Сева.Зато у меня есть Рена, а это, может быть, почище всякого талисмана.
Сева жил с матерью Ириной Петровной и с сестрой Реной, самым любимым человеком на свете. Но и самым несчастливым тоже. В детстве Рена болела полиомиелитом, долго и тяжело, однако выжила. Но обе ноги парализовало, и Рена передвигалась на особом кресле с двумя большими колесами, когда-то отец Рены и Севы сам сконструировал это кресло.
Ирина Петровна постоянно уговаривала Севу:
Женись. Сколько можно холостяком гулять? Скоро тридцать, а там уже и сорок не за горами...
А там и полсотни,в тон ей говорил Сева,и шестьдесят, и все сто...
Однако жены в дом не приводил. Говорят, была у него тщательно скрываемая от всех связь с замужней женщиной, вроде бы даже старше его годами...
Впрочем, может быть, все было не так. Одно ясно: Сева не горит желанием обзавестись семьей. И когда женитсярешительно неизвестно, хотя сам с утра до вечера возит женихов и невест во Дворец и из Дворца бракосочетания...
Эрна Генриховна считала, что Сева с давних пор влюблен в Лелю.
В сущности, ничего удивительного,уверяла Эрна Генриховна.Росли вместе, в одной квартире, знают друг друга с самого детского сада...
Сева был старше Лели на пять лет. Насчет детского сада Эрна Генриховна явно ошибалась: Леля пошла в детский сад, когда Сева уже учился во втором классе. А вообще-то они и в самом деле помнили друг друга с давних пор.
Когда Леле исполнилось восемнадцать, первым ее поздравил Сева. Подошел утром в коммунальной кухне, когда Леля наливала воду в свой чайник, отчаянно краснея, сказал:
Поздравляю с полным совершеннолетием...И сунул в руку подарокпышно перевязанную розовой лентой чашку.
Леля сперва растерялась, потом, само собой, обрадовалась, чмокнула Севу в щеку.
Какой ты хороший, Севка, спасибо!
Вечером они вдвоем отправились в кафе «Националь». Сева надел новый костюмфинский клубный пиджак, который в заграничном журнале называли «блайзер»синее сукно, простроченное на воротнике и бортах, серебряные пуговицы в два ряда, брюки клеш. И непомерно яркой расцветки галстук, в малиновых, синих и оранжевых полосках.
Куда мне до тебя,сказала Леля.
Ну-ну,возразил он.А ты чем плоха?
Леля была в этот вечер прехорошенькойрусые волосы перехвачены бархатным обручем, замшевая юбка-мини открывает длинные, стройные ноги (первый класс ножки, говорили мальчики во дворе), черный глухой свитер и никакой косметики.
Долго стояли на улице в очереди, пускали по одному, по двое, наконец дождались.
Сели за столик (Сева назаказывал всего на свете: шампанское, салат «Столичный», шницель по-министерски, кофе, шоколад)...
Не успел чокнуться с Лелей, подошел какой-то хмырь приглашать Лелю на твист.
Разрешите вашу даму?
Как дама хочет,великодушно разрешил Сева.
Дама захотела.
Сева курил, разглядывал публику, стараясь не смотреть на Лелю, лихо отплясывавшую твист. Потом Леля вернулась к столику, разрумянилась, глаза сияют.
Тебе хорошо?спросил Сева.
Очень,призналась она.Давай потанцуем.
Сева не умел танцевать. Не умел и не любил, считал, что танцыненужная трата сил и времени. Напрасно считал! Вот бы теперь танцевал с Лелей все подряди шейк, и танго, и летку-енку...
А ей и десяти минут подряд не удалось посидеть с ним за столиком. Все время подходили приглашать то один, то другой. Какой-то бородач в джинсовом костюме с латунной цепочкой на животе так и остался стоять с ней на середине зала. Оркестр ушел на перерыв, и бородач все стоял, держал Лелю за руку и что-то говорил, говорил...
Сева тоскливо глядел на остывший шницель, на недопитый бокал шампанского.
«Хорошо попраздновали,думал,как надо!»
Подозвал официантку, расплатился, вышел из зала. А Леля и глазом не повела в его сторону.
Утром он встретил ее возле ванной.
Как,спросил,весело вчера было?
Ужасно весело!
Растрепанная, еще неумытая, она все равно оставалась хорошенькой.
Ты почему ушел, Сева?
Глаза ее глядели на него с веселым удивлением,
Разве ты заметила, что я ушел?
Леля кивнула:
Иначе бы и не спросила.
Сева вздохнул. Вдруг понял: несмышленыш она еще, полный и окончательный, и обижаться на нее, все равно что на малого ребенка, не имеет ровно никакого смысла.
Потому,сказал,кончается на «у». Поняла?
На все сто,ответила Леля и заперла дверь ванной на крючок. А Сева с того дня перестал о ней думать. Раз и навсегда.
После Нового года Ирина Петровна вдруг заявила:
Хочу пойти работать...
Сева возмутился: Это еще что такое?
Но Ирина Петровна твердо стояла на своем. Сева и Рена пытались отговорить мать: к чему ей идти работать?
Яхозяин семьи, голова, так сказать,утверждал Сева,и я приказываю тебе сидеть дома!
Нам же хватает,уверяла Рена,и не так уж много нам надо...
Много,возражала Ирина Петровна,ой как много! И тебе витамины всякие, и Севе одеться как следует, и вообще не хочу сидеть дома. Скучно!
В конце концов, она переговорила обоихи дочь и сына, и они согласились с нею, поставив условие: чтобы работа была недалеко от дома и чтобы работала неполный день. И если утомится, пусть сразу прекратит...
Она недолго выбирала и выбрала фирму «Заря». Ухаживать за больными по вызову. Плата от 75 копеек до рубля в час. И разумеется, обеспеченное питание.
Конечно, она уставала изрядно. Не хотела признаваться детям, но даже ночью плохо спала именно оттого, что сильно уставала. И порой до того надоедало терпеть придирки какой-нибудь всем недовольной и капризной старухи...
Севе не раз предлагали завербоваться, уехать на Север, на Дальний Восток, зарабатывать много денег. Иные его приятели отправились на БАМ, в Набережные Челны, писали оттуда веселые письма, звали Севу к себе. Но он не хотел оставлять Рену. Он был не только ее братом, но и отцом и подругой. Всем вместе.
Сева, уходя на работу, говорил Рене:
Не скучай, слышишь?
Слышу,улыбалась Рена.
А Сева просил соседокЛелю, Эрну Генриховну или Надежду:
Зайдите к ней, если будет время...
Они заходили. Леля, правда, посидит минут десять и сорвется, непоседа, побежит по каким-то своим суетным делам. А Эрна Генриховна аккуратно являлась в обеденный час, накрывала на стол, ставила перед Реной тарелку бульона.